Об Армении и армянском народе свидетельствуют тысячи источников начиная с древнейших времен. О стране и ее обитателях пишет сам "отец истории” Геродот, творивший, как известно, в V веке до н.э.. Далее из великих следуют другие древнегреческие авторы — Ксенофонт (V-IV вв. до н.э.) и Плутарх (I-II вв. н.э.), — не менее авторитетные авторы, также не обошедшие вниманием Древнюю Армению. К сожалению, об этом мало кто, кроме историков, знает. Доктор философских наук профессор МГУ им.М.Ломоносова Грант ЕПИСКОПОСЯН представил в книге "Армения в мыслях и сердцах” множество исторических текстов разных эпох.

ГЕРОДОТ

Суда, на которых плавают вниз по реке в Вавилон, совершенно круглые и целиком сделаны из кожи. В Армении, которая лежит выше Ассирии, вавилоняне нарезают ивовые прутья для остова корабля. Снаружи (остов) обтягивают плотными шкурами наподобие (круглого) днища корабля. Они не расширяют кормовой части судна и не заостряют носа, но делают судно круглым, как щит. Затем набивают все судно соломой (для обертки груза) и, нагрузив, пускают плыть вниз по течению. Перевозят они вниз по реке главным образом глиняные сосуды с финикийским вином…

По прибытии в Вавилон купцы распродают свой товар, а затем с публичных торгов сбывают и (плетеный) остов судна, и всю солому. А шкуры потом навьючивают на ослов и возвращаются в Армению…

После фригийцев идут каппадокийцы, которых мы зовем сирийцами. Их соседи — киликийцы, земля которых вот здесь доходит до (Средиземного) моря, где лежит, как ты видишь, остров Кипр. Они платят царю ежегодно дань в 500 талантов. С киликийцами вот здесь граничат армении (они также богаты скотом), а с армениями — матиены, которые живут вот в этой стране…

Границу Киликии и Армении образует судоходная река по имени Евфрат. В Армении находится 15 стоянок с заезжими домами и сторожевым укреплением на протяжении 56 1/2 парасанга. Из этой Армении путь ведет в Матиену; здесь 34 стоянки на расстоянии 136 парасангов. По этой стране протекают четыре судоходные реки. Через все эти реки надо переправляться на судах. Первая река — Тигр, затем вторая и третья под одним названием Забат. Но это разные реки, и начинаются они не в одной местности. Первая из упомянутых рек течет из Армении, а вторая из Матиены.

КСЕНОФОНТ

Стратеги пришли к заключению, что нужно через горы пробраться к кардаухам, потому что, по словам некоторых, эллины, пройдя кардаухов, придут в Армению, над которой начальствовал Оронт, обширную, богатую область, а оттуда удобно идти куда угодно…

Когда эллины прибыли к тому месту, где река Тигр положительно была непроходима и по своей глубине, и по величине, обхода же не было никакого, а над самой рекой возвышались крутые кардаухские горы, стратеги решились идти через горы. Они слышали от пленных, что по переходе через эти горы они, если захотят, перейдут в Армении источники реки Тигр, если же не захотят, то обойдут…

Отсюда эллины шли 2 перехода — 10 парасангов, пока перешли источники реки Тигр. Отсюда шли 3 перехода — 15 парасангов до реки Телевоя. Это была небольшая, но красивая река, около которой было много деревень. Местность оказалась Западной Арменией…

ПЛУТАРХ

Вплоть до самой Темискиры и долины Термодонта и конники и пехотинцы могли производить разрушения и грабежи лишь в сельских местностях, а потому стали укорять Лукулла, что он приводит все города к подчинению мирным путем и не дает им случая нажиться, взяв хотя бы один из них приступом.

"Ведь вот и теперь, — говорили воины, — мы легко могли бы взять Амис, этот цветущий и богатый город, стоит только живее взяться за осаду, но нам приходится все бросать, чтобы идти за этим человеком в Тибаренскую и Халдейскую пустыни воевать с Митридатом!” Не думал Лукулл, что все это доведет солдат до такого безумия, до какого они дошли впоследствии, и, оставив подобные речи без внимания, пропускал их мимо ушей. Скорее он находил нужным оправдывать свои действия перед теми, кто, напротив, обвинял его в медлительности за то, что, задерживаясь возле маловажных селений и городов, он дает Митридату возможность накопить силы.

"Это-то мне и нужно, — возражал он им, — я медлю с умыслом — пусть царь снова усилится и соберет достаточные для борьбы войска, так, чтобы он оставался на месте и не убегал при нашем приближении. Или вы не видите, что за спиной у него беспредельные просторы пустыни, а рядом — Кавказ, огромный горный край с глубокими ущельями, где могут найти защиту и прибежище хоть тысячи царей, избегающих встреч с врагом.

К тому же от Кабира всего несколько дней пути до Армении, а в Армении царствует Тигран, царь царей, который со своей ратью преграждает парфянам дорогу в Малую Азию, а греческие городские общины переселяет в Мидию, который завладел Сирией и Палестиной.

МОНТЕСКЬЕ

Ты знаешь, Мирза, что некоторые из министров Шах-Соли-мана возымели намерение принудить всех персидских армян либо покинуть страну, либо принять магометанство. Они думали, что наша империя будет нечистой до тех пор, пока в ее лоне пребывают неверные.

Если бы в данном случае вняли слепому благочестию, персидскому величию пришел бы конец.

Неизвестно, почему это дело не осуществилось; ни те, кто внес это предложение, ни те, кто его отверг, не сознавали его последствий: случай исполнил обязанности разума и политики и спас империю от большей опасности, чем та, которой она могла бы подвергнуться из-за проигрыша какой-нибудь битвы или сдачи двух городов.

Изгоняя армян, рассчитывали в один день упразднить в государстве всех купцов и почти всех ремесленников. Я уверен, что великий Шах-Аббас предпочел бы дать себе отрубить обе руки, чем подписать подобный указ, и что, отсылая самых трудолюбивых своих подданных к Великому Моголу и другим индийским царям, он почел бы, что отдает им половину своих владений…

ИММАНУИЛ КАНТ

У другого христианского народа, у армян, господствует какой-то торговый дух особого рода, а именно — они занимаются обменом, путешествуя пешком от границ Китая до мыса Корсо на Гвинейском берегу; это указывает на особое происхождение этого разумного и трудолюбивого народа, который по направлению от северо-востока к юго-западу проходит почти весь Старый свет и умеет найти радушный прием у всех народов, у которых они бывают; это доказывает превосходство их характера (первоначального формирования которого мы уже не в состоянии исследовать)…

БАЙРОН

Для развлечения я ежедневно изучаю в армянском монастыре армянский язык. Я обнаружил, что мне надо было занять свой ум чем-нибудь трудным, вот я и выбрал самое трудное из всего, чем здесь можно занять свой досуг, и заставил себя сосредоточиться. Кстати, этот богатый язык с лихвой вознаградит каждого, кто возьмет на себя труд его изучить.

Я пытаюсь это сделать и намерен продолжать, но ни за что не ручаюсь — ни за свои успехи, ни за осуществление своих стремлений. В этом монастыре есть некоторые любопытнейшие рукописи и книги, есть и переводы с утраченных греческих подлинников, а также с персидского, ассирийского и др., помимо сочинений авторов своего народа.

* * *

Прибыв в Венецию в 1816 г., я нашел, что ум мой был в таком состоянии, которое требовало занятий и притом такого рода, чтоб они только немного простора давали воображению и представляли известные трудности для занимающегося. В это время на меня, как, вероятно, и на всех других путешественников, произвела большое впечатление община Св. Лазаря, которая, кажется, соединяет в себе все преимущества монастырского учреждения, не обладая ни одним из его пороков. Чистота, комфорт, кротость, непритворное благочестие, таланты и добродетели братьев ордена способны внушить светскому человеку убеждение, что существует другой, лучший мир даже в этой жизни.

Эти люди — духовные лица порабощенной, но благородной нации, которая подвергалась изгнанию и гнету… Эта нация приобрела богатства, не прибегая к ростовщичеству, и все почести, которые могут быть дарованы тому, кто находится в рабстве, без интриг…

Трудно было бы, быть может, найти летописи народа, менее запятнанные преступлениями, чем летопись армян, добродетели которых были мирные, а пороки — следствия притеснения.

Но какова бы ни была их судьба — а она печальна! — что бы ни ожидало их в будущем, их страна всегда должна оставаться одною из самых интересных на всем земном шаре; и уже самый язык, быть может, требует только большого изучения, чтобы получать все больше привлекательности…

Если писание правильно толкуется, то рай был расположен именно в Армении, которая заплатила так же дорого, как и потомки Адама вообще, за мимолетное участие ее почвы в блаженстве того, кто был создан из ее праха; там начала спадать вода потопа и вылетел голубь.

Но почти что с исчезновением рая начались несчастия страны, потому что, хоть она долгое время была могущественным царством, она редко была независима; персидские сатрапы и турецкие паши в равной степени содействовали разорению того края, где бог создал человека по своему образу и подобию.

ГРИБОЕДОВ

Спускаюсь к развалинам Лори в трех верстах от лагеря. Деревня, беру проводника. Слезаю в овраг каменистый и крутобрегий, где протекает Тебеде с шумом, с ревом и с пеной. Чистый водопад дробится о камни моста, через него перекинутого. Развалина другого моста через Тебеде. Стены и бойницы в несколько ярусов по противулежащему утесу, вползаю через малое отверстие в широкую зубчатую башню, где был водоем; вероятно, вода под землею была проведена из реки. Тут с востока вытекает другая речка и в виду по сему новому ущелью водопад крутит пену, как будто млечный проток. Из тайника крутая и узкая стежка вьется над пропастью. Духом взбираюсь вверх. Развалины двух церквей, бань, замка с бойницами, к северу оттудова ворота, много резной работы…

В Гергеры, вдоль Тебеде. Налево руины Лори. Попы армянские на дороге в ризах подносят бога главнокомандующему, который его от них, как рапорт, принимает…

Вдоль южной цепи гор переваливаемся через Памву. Вид Бамбахской долины вроде котловины. Прекрасное лагерное место. Алагез к юго-западу.

С пригорка вид на обширную и прелестную долину Аракса. Арарат бесподобен…

Прелестное селение Аштараки — мост в три яруса на трех арках, под ним река Абарень дробится о камни…

Под вечер едем к Эривани. Арарат безоблачный возвышается до синевы во всей красе.

Ночь звездная на Гераклеевой горе…

Поэтический вечер в галерее Эчмиадзинской; в окна светит луна; архиерей как тень бродит…

Еду вдоль Аракса открывать неприятеля, но открываю родники пречудесные…

ФРИДРИХ ПАРРОТ

Мое непреодолимое желание подобраться ближе к почтенной вершине священной горы не позволяло мне долго прохлаждаться и медлить в тиши монастыря. Побуждающим к действию мотивом была и обеспокоенность надвигающейся осенью; вот потому безоблачное небо быстро укрепило меня в намерении, не мешкая, прямо на следующий же день после моего прибытия (11 сентября 1829 г.) совершить рекогносцировочное путешествие на вершину…

И вот мы стоим на вершине Арарата — 15 часов 15 минут, 27 сентября 1829 года!

Первое мое желание и первое наслаждение — отдых: я расстелил под собой накидку и улегся на нее. Я находился на слегка выпуклой, почти круглой площадке, имевшей около двухсот шагов по окружности; с краев площадка обрывалась довольно круто, особенно на юг и северо-восток; это была твердая, образованная из вечного льда, без единой скалы и без единого камня серебряная глава древнего Арарата. В восточном направлении верхушка горы заканчивалась более плавно, чем в любом другом, она как бы располагалась посередине плоского, также покрытого вечным льдом приспущенного плато, связанного со вторым, чуть пониже находящимся пиком… И если какая-либо часть вершины может быть принята за то место, на которое опустился Ноев ковчег, то только эта седловина: площадь ее такова, что ковчег, имевший по книге Бытия (6,15) 300 локтей длины и 50 локтей ширины, занимал бы менее одной десятой ее поверхности…

С вершины открывалась широко простирающаяся панорама, но из-за огромных расстояний отчетливо различались только большие массивы. Вся долина Аракса была покрыта серой туманной дымкой, сквозь которую Эриван и Сардарапат казались темными пятнами величиною с ладонь, яснее вырисовывалась на юге гора, под которой должен был лежать Баязет. На северо-востоке красовалась зубчатая вершина Алагеза со значительными снежными массами во впадинах — вероятно, этот пик неповторим. Ближе к Арарату, особенно на юго-востоке и на значительном отдалении на западе, тянется большое количество малых гор с пирамидальными вершинами и впадинами посредине, похожими на бывшие вулканы; восточнее юго-восточного направления находится Малый Арарат, чей купол отсюда уже не кажется обычным острием правильного конуса, как это видится из равнины, а представляется поверхностью четырехгранной, чем-то подпираемой с одной стороны пирамидой с большими и малыми скальными наростами на ребрах и посредине. Но что меня просто поразило — это видимая отсюда огромная часть озера Севан: озеро, словно прекрасная мерцающая равнина, проступало на севере над высокой горной цепью, непосредственно замыкающей водную гладь с юга, эта горная цепь очень высока, и я никогда не предполагал, что спрятанное за нею зеркало воды можно увидеть с Арарата.

После этих наблюдений я посмотрел на моих спутников и заметил отсутствие преданного и верного Абовяна, — я догадался: он устанавливает крест. Я предполагал все сделать сам непосредственно в центре круглой площадки, где крест находился бы в наиболее надежном и достойном месте. Но Абовян в священном рвении взял эту миссию на себя и нашел площадку для креста на северо-восточном краю вершины, потому что здесь, посредине, как он правильно догадался, крест было бы невозможно увидеть из долины, ибо высота составляла всего пять футов.

Дьякон отошел настолько, чтобы крест был виден не только из долины, но также из Аргури и монастыря Св. Якова: для этого он с опасностью для жизни рискнул продвинуться по крутому скату так далеко, что стоял ниже центра площадки на добрых 30 футов, отчего я его и не видел; я нашел Абовяна усердно работающим — вырубающим яму во льду для закрепления креста. Быть может, это место для установки креста было не самым лучшим, так как крутизна склона подсказывала, что из-за происходящих часто смещений льда, подвижек или неожиданных разломов ледника, как это происходило с глетчерами на многих вершинах, уже, вероятно, через несколько лет сей единственный знак нашего пребывания на вершине исчезнет безвозвратно.

И все-таки во мне победила мысль, что этому знаку, видимо, пришлось бы ждать прибытия нового путешественника долго и напрасно, и тем самым будет не менее почетно, если уже сейчас можно подать видимый из долины сигнал об успехе и о счастливом завершении нашего предприятия… После пребывания на вершине около трех четвертей часа нам следовало подумать о возвращении…

ИВАН ШОПЕН

Восток, колыбель рода человеческого, есть вместе с тем и сокровищница любопытнейших его древностей. В странах Востока быль веков минувших изображена иероглифами, в коих каждая буква — государство разрушенное, каждый знак — развалины многолюдного, столичного города.

В этом отношении Закавказье вообще, но в особенности Армения, заслуживает всякого внимания. Здесь исследование цивилизаций, некогда цветущих, ныне дряхлых, упавших или вовсе исчезнувших с лица земли; рассматривание развалин минувшего их величия, списывание надписей с уцелевших памятников, изучение различных стилей архитектуры разных веков и в разных странах; все это неминуемо поведет к открытиям важным, к заключениям светлым и к объяснению самых темных мест истории первобытных веков.

К сожалению, любопытнейшие места Армении надолго еще сокрыты от любознательных исследований археологов: долины Тигра и Евфрата и междулежащие области — истинно земной рай по благорастворенности воздуха и богатству произведений; берега Ванского и Урмийского озер; Мушская равнина и страна, простирающаяся к стороне Тавра, скрываются за непроницаемою, двойной завесой гражданского неустройства и религиозного фанатизма. Там средоточие Ассирийского царства с его столицами: Вавилоном и Ниневиею; первые населения Гайка; Семирамидин город и тысячи памятников глубочайшей древности.

Но и в Российском Закавказье исследования обещают жатву не меньше обильную: древние царства: Агванское и Албанское и Иверское; старинные армянские провинции: Утик, Арзах, Пайтакаран, Сюникская и часть Тайка и Гугарка принадлежат нам. Исследованиям нашим открыт первопрестольный Эчмиадзин с многочисленными его архивами, и, по лицу целого края, множество древних церквей и монастырей, покрытых надписями, и достопамятных по каким-либо историческим событиям. Каждый из этих памятников составляет красноречивую страницу истории Востока, страницу непрочитанную, которую рука неумолимого времени год от году все более раздирает.

Постановления попечительного правительства нашего касательно сохранения древностей, в отношении к Закавказскому краю, едва ли могут получить применение. Здесь количество памятников времен минувших столь значительно, что поддержка их потребовала бы несметных расходов…

Армяне всегда чувствовали непреоборимую склонность к наукам: первая типография в Армении учреждена в 1567 году, т е. в такое время, когда многие важные в Европе города не знали еще, что книгопечатание изобретено. Менее столетия протекло после того, как уже завелись типографии армянские во многих местах, а впоследствии распространились в Амстердаме, в Лейпциге, в Венеции, в Триесте, в Ливорне, в Галиции, в Константинополе, в Смирне, в Крыму, в Испании, в Мадрасе, в Тифлисе, в Шуше. В прошедшем веке армяне учредили было типографию и в Марсели, но французское духовенство, которое в то время не отличалось веротерпимостью, настояло о закрытии оной.

В 1773 году мы видим книгопечатание в Эчмиадзине в полном ходу. Ныне в одной России армянские типографии существуют: в С.-Петербурге, в Москве, в Астрахани, в Нахичевани, на Дону и в Тифлисе. Нет ни одного сколько-нибудь значительного города в Европе и английской Индии, где бы ни производилось печатание армянских книг.

Из существующих ныне армянских книгохранилищ принадлежащее обители венецианских мхитаристов, без сомнения, самое богатое. Затем можно полагать Эчмиадзинское, имеющее 655 сочинений, библиотека г. Худобашева в С.-Петербурге, заключает в себе по напечатанному каталогу 329 заглавий. В Парижской библиотеке 160 сочинений рукописных. Сколько книг армянских в библиотеке Римской пропаганды, неизвестно, но в Ватиканской не более 13 заглавий. При армянском институте гг. Лазаревых в Москве образуется также богатая библиотека. Вероятно, во многих местах зажиточные армяне имеют у себя частные, более или менее обширные собрания отечественных сочинений.

Но вся эта библиография, как мы уже заметили, относится к эпохе позднейшей, нисколько не раскрывая бытописания времен, предшествовавших введению христианства в Армении. Куда же девались все древние летописи и рукописи армянские ?

История указывает на две эпохи их истребления. Первая, во время царствования в Персии Иездеджирда, когда полководцы его, в 442 — Мир-Нерсег, а в 451 — Мешган Нюсалавурд, хотели принудить армян принять огнепоклонство. В эти плачевные годы все христианские храмы были разрушены, книги же, в них хранившиеся, преданы огню. Вторая эпоха, в 1170 году, когда сельджуки опустошили город Багаберд, было истреблено, как полагают, более 10000 армянских рукописей. По сохранившемуся преданию, Тимур-Ленг, разоряя в продолжение 20 лет Армению из конца в конец, собрал все уцелевшие от пожаров книги и отправил их в г. Самарканд, где, по мнению армян, доныне хранятся в особой башне.